В детстве дядя Ваня не впечатлялся плаванием,
мяч не гонял с друзьями, а сельское образование
ежедневно его погружало лицом в навозную ванну,
в которой он умывался, но держался старательно.

Знакомых своих он люто не котировал сердцем,
как будто, это не люди, а биороботы-лохи.
Он, пожрав после школы, бежал тропинкою в лес,
чтобы там раззорить палкой чье-нибудь логово.

Перебить шмелей? Здорово! Рогатка где? Вот она!
Отлавливал бабочек и протыкал их иголками.
А те, крича, по пальцам хоботком своим хлопали,
умилялся Иван, и лишь сандалем притопывал.


Спустя лет десяток, юнцом усатым он сделался,
оволосела елдень, но в глубине его сердца
все так же был лес, животные и браконьерство.
До пенсии - много песен, молод и полон энергии!

Чтоб на поисках выдр шнырять в тине у берега,
сеткой сковывать рыб и оглушать их о дерево,
прутьями белок пугать, убегать от медведей.
«Это наш монгол-маугли» - звали Ванюшу соседи.


Узкоглазый с рождения поц, тут что уж поделать,
но этот минус на плюс, обратил этакий гений!
Ведь шорох любого пушистого тельца четвероногого
мгновенно распознавался Ваниным суженным оком.

«И за славную свою жизнь, Айван-то успел многое, -
то старикан ностальгировал, и выкуривал трубку.
- Без сына, без дерева, не построил и дома,
но не грустно ему, ведь каков список заслуг!..»


А в достижениях Ивана есть огромная яма,
и в ней труп разлагается всего животного мира.
Абсолютно всего - до калибри и капибары,
но все ж есть одно «но» за которое стыдно.

Гордость лет на скулах, он сидит ковыряя
очередное мертвое тельце, павшее смертью храбрых.
«Он не встречал горностаев, - А такое бывает?
- Такое могло случится только лишь с Ваней».

Его не услышали боги, когда с вершены хребтов
он кричал, и взывал к ним о помощи слёзно:
горы будто б плевали ему в сухое лицо
очередными воронами, дятлами, белками, кошками.


Но вот однажды, когда он рано утром поставил
очередной привет блядский миру четвероногих,
и предвещали грозу птицы разряженной стаей,
он услышал шебуршание чьих-то маленьких ножек.

И сердце заколотилось, его глаза уже стали,
похожи на блестки, кислый сфинктер танец сфристайлил.
Он выпалил со своим акцентом полукитайским-
Полумонгольским: «Это же горностааай!».

Лови его прямо сейчас, покуда след не растаял,
пока тебе старому еще пиздец не настал!
Забудь про деда Мазая, Иван, будь по себе сам,
не прощелкай устами, это же твой горностай!

Монгольский парень без лаптей погнался в припрыжку,
ноги себе протыкая иглами сухой соломы.
Пот стекал по усам, но вот Ваня остановился,
когда сук старого дерева проткнул ему голову.

Кишки, дедуля всем по вкусу пришелся слишком,
лес - ничего личного; ничего лишнего.